Logotype

По благословению епископа
Губкинского и Грайворонского Софрония

До свидания, матушка! Светлой памяти монахини Феодоры (Лапковской).

18 июня 2020 года от осложнений вызванных коронавирусной инфекцией скончалась многолетняя сотрудница Отдела внешних церковных связей монахиня Феодора (Лапковская). На сороковой день ее кончины своими воспоминаниями делится матушка Марина Захарчук.

…А для меня она остаётся матушкой Ольгой.

Конечно, и в домашнем помяннике, и в литургийно-панихидных записках пишу я теперь, да и прежде, о здравии, писала – монахиня Феодора. Новопреставленная. Читаю эту строчку в своих утренних молитвах, а «душевными очами» вижу – не те (чудесные!) фото из интернета, где матушка Феодора за рабочим столом утопает в букетах праздничных цветов, где держит на руках лопоухую овечку, где гладит львёнка… На фотографии моей памяти (более вещественных, увы, нет) – строгая красавица с идеально правильными чертами лица и пронзительным взглядом огромных чёрных глаз.

Такой я впервые увидела матушку Ольгу во Введенском храме города Курска в 1978 году. Незадолго до этого умерла моя любимая бабушка и на её сороковинах моя старшая сестра познакомилась в храме с молодым священником. В разговоре обнаружилось, что он, как и я в тот момент, но десятью годами раньше, учился в том же вузе, на том же факультете, что и я. Отец Валерий стал моим первым духовником. А его супруга матушка Ольга… Нет, подругами мы стали позже. Да и стали ли? Хотя по возрасту нас разделяли какие-то неполные 4 года, для меня она была и осталась недосягаемой высотой. Матушка! Я и подумать о таком, применительно к себе, не смела.

Она выстаивала литургию не шелохнувшись. И это было мне первым уроком на будущее – ведь всего через два года и я получила это высокое дополнение к имени: матушка.

В полу-деревенском храме – Введенская церковь стоит рядом с остановкой пригородных автобусов, и в те годы, когда храмы в сёлах были почти повсеместно закрыты либо вообще разрушены, в неё съезжались жители всех близлежащих сёл – многие прихожане не отличались тактичностью, зато зорко следили за порядком (конечно, в их понимании). Так как матушка бывала не на каждой службе (у них с о. Валерием была маленькая дочь), эти прихожане считали долгом довести до неё свои наблюдения: то одна, то другая подходили и шептали: «А твой батюшка надысь во-он ту молодайку так-то долго исповедал, а потом ещё с панахиды продукты отдал!» Не поворачивая головы, матушка спокойно отвечала: «Отойдите от меня. И больше никогда не подходите».

… В родном Курске я бывала наездами, но на каждых моих каникулах о. Валерий приглашал меня вместе с сестрой к себе домой. У них было много церковных книг, богословских трудов, записанных на магнитофон проповедей. Это сейчас можно собрать любую библиотеку, было бы желание. А в те годы официально издавалось так мало церковной литературы, что Библию и молитвослов (в единственном экземпляре) могли приобрести только воспитанники духовных семинарий и священнослужители. Другие духовные книги не издавались вообще.

Когда я сама стала матушкой, мне было позволено – и то под величайшим секретом – брать в этом доме книги для чтения. В основном – самиздатовские, которые матушка Ольга перепечатывала у себя дома на машинке. В это время она уже работала секретарём-машинисткой в Курском епархиальном управлении.

Зная, что я обучалась машинописи в годы учёбы, она подарила мне одну из двух своих печатных машинок, предложив на выбор югославскую либо немецкую (хотя у меня была своя «Москва»).
Из рук матушки Ольги попала ко мне и машинописная копия книги священника Александра Ельчанинова «Записи» — отрывки из дневников священника-эмигранта. В ней мы с моим супругом нашли много такого, что стало руководством уже на нашем пути служения Богу и Церкви. Я старательно переписывала отдельные цитаты книги в тетрадь. И сегодня, когда эта книга появилась в нашей домашней библиотеке, перечитываю – и вижу, что некоторые отрывки помню наизусть. Например, вот это: «Моё жизненное правило – менять место жительства, только когда обстоятельства гонят, ничего в житейской области не предпринимать самому, а рыть шахту вглубь в том месте, куда привёл Господь…».

… Начало моей собственной семейной жизни было трагично. Мои родные, возлагавшие большие надежды на моё образование (которое в связи с замужеством мне так и не удалось завершить) и будущую профессию, настолько воспротивились моему решению связать жизнь с будущим священнослужителем, что мне на какое-то время пришлось отказаться от дома. Потом, конечно, всё уладилось, все смирились. Но тогда – я вышла замуж без родительского благословения, пришлось оставить университет, а рукоположить моего супруга в священный сан согласился единственный архиерей из тех, к кому мы обратились, — епископ Курский и Белгородский Хризостом. В моём родном городе нам оказалось негде жить, и тогда нас приютили о. Валерий и м. Ольга.

В те осенние дни 1980-го я и сблизилась с матушкой. Мы уже ждали первенца, и матушка Ольга сама предложила стать его крёстной. А пока – мы много времени проводили в разговорах о будущем малыше, о его воспитании. Впрочем, больше этих бесед повлияло на меня то, как воспитывали свою дочь супруги Лапковские. С ней не сюсюкались, не отодвигали ребёнка на второй план, общаясь по-взрослому, но так, чтобы ребёнку было понятно, отвечали на все её вопросы и старались не ограничивать без повода свободы.

Помню забавный случай. После вечерней службы мы с матушкой возвращались домой через старое городское кладбище. Шли неспешно, о чём-то беседуя. Четырёхлетняя малышка всё время норовила убежать вперёд, в тёмные аллеи. Наконец мать решила немного испугать расшалившегося ребёнка: «Вернись! Мертвец утащит!» Девочка остановилась: «А кто такой мертвец?» — «Ну, покойник», — пояснила мать. – «А-а-а-а, покойник», — разочарованно протянула дочка и умчалась в темноту. Мы рассмеялись: поповских детей покойниками не испугать.

Матушка Ольга сдержала слово – стала крёстной матерью нашего старшего сына. Крёстным отцом был наш с ней общий духовник – протоиерей Лев Лебедев, священник-легенда, которому меня как «выросшую из пелёнок» передал о. Валерий. Но это, как говорится, уже другая история. Скажу только, что в этот период мы с матушкой Ольгой были настолько близки, что она даже делилась со мной кое-какими наставлениями отца Льва, сказанными ей на исповеди…

К сожалению, семейная жизнь супругов Лапковских вскоре дала трещину, брак распался. Матушке пришлось начинать новую жизнь. Нет, она не вернулась в родительский дом, чтобы «начать сначала». Она привыкла во всём идти только вперёд. Поэтому, когда в Курске сменился епархиальный архиерей, матушка Ольга отправилась в Москву. Для меня расставание с единственной на тот момент подругой-наставницей стало большой скорбью. В утешение матушка подарила мне портрет владыки Хризостома, который сняли со стены приёмной Курской епархии в связи со сменой Управляющего. Эта большая чёрно-белая фотография и до сих пор висит у нас в доме на стене первой в череде портретов Владык, при которых пришлось нести служение моему батюшке…

Без связей, без высшего образования (вышла замуж она сразу после школы), но обладая очень сильным характером и к тому времени уже замечательно самообразовавшись богословски, она нашла работу в Патриархии, а со временем приняла и монашеский постриг. О дальнейшем её жизненном пути, о её заслугах на церковном поприще я писать не стану – всё это есть в интернете. Да я и виделась с ней со времён нашей молодости всего-то пару раз, и то – до её пострига. Могу только сказать, что она, уже занимавшая тогда серьёзную должность в ОВЦС, ничуть не изменилась внутренне, была так же проста в общении и с радостью помогла мне в одном моём тогдашнем затруднении.

О том, что она стала монахиней, я узнала из интернета. И с тех пор поминала её новым именем.

Сообщение о её гибели стало для меня – да простят меня читатели за штамп – действительно громом среди уже прояснившегося неба. Когда казавшийся бесконечным список жертв – архиереев, священников, монахов и православных мирян, погибших от неведомой прежде болезни, который я писала для поминовения в нашем храме, — уже наконец-то перестал пополняться.

Трудно, очень трудно было мне принять смерть этого давно уже далёкого – но, как оказалось, такого близкого моей душе человека. И только знание, что у Господа всё бывает вовремя, и только вера в то, что матушка, сменив имя, не могла изменить душу, которая всегда была у неё открытой и скорой на помощь близким и дальним, — спасает от скорби.

Близится сороковой день её земной кончины.
Царство Небесное, матушка Феодора.
До свидания, моя любимая матушка Ольга.

Марина Захарчук